Когда-нибудь я не буду грустить ни о чем. Только о ней.
Когда женщины рассказывают о новом знакомстве. Они говорят, например: «Его зовут Михаил. Он хирург. У него Х-5». Глаза подружек тают, и они уже все вместе охают и ахают.
Когда мужчины рассказывают о новом знакомстве. Они говорят, например: «Ее зовут Аня. У нее рост метр восемьдесят. И грудь третьего размера». Лбы друзей покрываются испариной, и они уже все вместе утирают друг другу слюни.
Даже через неделю я не мог подобрать к ней никаких определений. Внешности было явно недостаточно. А ее душу постичь я так и не успел. Друзья махали на меня рукой и крутили пальцами у виска. Потому как я, обычно весьма словоохотливый товарищ, не мог разумно выразиться. Превратился в настоящего питекантропа, пускал сопли, слюни и алюлюкал, находясь в привадившим меня в восторг любовном дурмане.
Лишь спустя 2 месяца, когда я уже потерял ее, начал приходить в себя, и обнаруживать ее в себе. Зоя. Работала в городском приюте для брошенных собак. Нет, еще раз — Зоя. Ты слышишь мелодичность ее имени? Это не просто Зоя, это Зооояяяя…
Одной только своей самоотверженностью в работе она меня покорила. Она готова была не спать и не есть. И даже ночью просыпалась от лая, доносившегося с улицы.
Объясняла свою привязанность коротко — мне было 15, и я сбила щенка. Я тогда пошутил, что тогда мне стоило создать фонд по обеспечению безопасности всех крылатых насекомых. Она единственный раз на меня очень грозно взглянула. И даже в гневе была прекрасна.
Раз в неделю смотрела фильм «7 жизней». Понятно почему. Для собственной мотивации и успокоения. Каждый раз рыдала. И вообще кино очень любила. Педро Альмадовра, в особенности. Говорила, что похожа на Пенелопу Круз. Но я так не считал. Она была красивее всех женщин на свете. Фу, ты, как банально я заговорил. Но истина, как известно, скрыта в тривиальности.
В постели называл ее «Моя Знойная Зоя». Думаю, дополнительные комментарии лишни.
Любила сидеть на полу, и слушать старые пластинки. Нет, друг, ты не ослышался. У нее был старый граммофон. Еще от бабушки, которая обожала Цветаеву. И на нем, сидя на полу, она прокручивала любимые записи. В особенности Эрика Клэптона.
Говорила, что через пластинки музыка ощущается лучше, живее. Я наслаждался созерцанием.
Когда-нибудь я не буду грустить ни о чем. Только о ней.
Комментарии: